Глава пятая

—   В этом. — Огонек щелкнул пальцами, и Макс живо освободил от бумажной обертки портрет, куп­ленный в галерее на Садовой. — Узнаете?

—   Разумеется. Это Валентин Никитин. Одно время он работал вместе с дядей, потом они ра­зошлись... Портрет написан по памяти.

—   Этот человек, — помолчав, негромко про­изнес Огонек, — застрелил двух моих людей. По­верьте, не самых худших. И принял деятельное участие в моем расстреле... Не его вина, что я остался жив. Кроме того, он убил одну молодую прекрасную женщину, которая готова была со мной сотрудничать...

Нелли покачала головой.

—   Это все ужасно, что вы говорите.

—   Я повешу его портрет в своем кабинете. Буду смотреть... Размышлять... Может быть, кое-что пойму. Но я хочу, чтобы рядом висел и мой соб­ственный портрет.

—   Зачем?

Огонек сделал неопределенное движение и по­молчал, прежде чем ответить.

—   Мне кажется, я знаю себя, — произнес он со странной улыбкой. — Если вы угадаете то, что я знаю о себе, значит, вы и Никитина изобрази­ли правдиво.

—   Но это займет не так уж мало времени, — предупредила Нелли.

—   Что мне время? Я почти отошел от дел. Буду приезжать к вам каждый день на один час. Уст­роит?

—   Вполне.

—   Стало быть, договорились.

Огонек встал и хотел уже прощаться, как дверь отворилась и в студию вошла девушка...

—  Святые угодники! — пробормотал Огонек. — Я даже не знал, что бывают такие красивые...

Даже Макс, которого женские прелести всегда оставляли равнодушным, и тот кашлянул и сде­лал движение головой, словно ему вдруг стал те­сен ворот рубашки.

Это была Марина Молодцова.

—   У нас, оказывается, гости, — удивительно мелодичным голосом проговорила она, с улыб­кой останавливаясь напротив мужчин.

—   Господин Огонек и... — Нелли споткнулась.

—   Просто Макс. — Макс неловко изобразил что-то вроде поклона.

—   А я просто Марина. — И рассмеялась. — А вы, значит, ужасные и знаменитые разбойники?

—   Но добрые внутри, — тем же шутливым то­ном продолжил Макс.

—   Как интересно! — Марина отступила и опус­тилась в одно из кресел, предложив жестом Огонь­ку и Максу тоже садиться. Оба послушно усе-НИОЬ на диван.

{насте, чего мне хочется больше всего? — продолжала Марина, озорно поблескивая свои­ми прекрасными и необычными ярко-фиалко­выми глазами. — Я мечтаю, господин Огонек, побывать у вас в гостях!

Огонек от неожиданности рассмеялся.

—   Зачем? — поднял он брови.

—   Ну, как вы не понимаете! Я представляю себе, как небрежно скажу кому-нибудь: "Огонек? Как же! Знаю, знаю. Я даже бывала у него в гос­тях..." Это будет такой улет!

—   Ну, если вам так хочется... Пожалуйста! Я буду рад видеть вас у себя в любое время.

—   Что, даже сейчас?

—   Конечно!

Марина захлопала в ладоши и вскочила :

—   Едем!

—   А вы? Может быть, составите нам компа­нию? — Огонек повернулся к хозяйке дома.

—   Мне кажется, я буду там лишней, — пожа­ла плечами Нелли.

—   Не надо, не надо, не надо! — по-детски за­частила Марина, умоляюще глядя на Огонька. — Она мне все испортит. Я одна должна ступить в ваше логово, где на каждом шагу меня будут под­стерегать страшные опасности и невиданные ис­кушения... А с Нелли получается какая-то экс­курсия профсоюзных активистов и передовиков производства нашей орденоносной фабрики...

—   Спасибо тебе, милочка, на добром слове, — усмехнулась художница. — Но ты права. Лучше мне остаться дома.

—   Она проводила их до самого крыльца. Здесь Марина чмокнула свою подругу http://www.cci.zp.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=96:-2010-&catid=39:2009-07-21-13-12-10&itemid=62 в щеку. Не сердись http://www.globalua.com/site75665.htm, дорогая!

—   Буду ждать тебя.

—   Пусть за мной кто-нибудь заедет ближе к вечеру, — довольно громко проговорила на про­щание Марина. — Нужкин или Крунфельд. — И обратилась к Огоньку: — Вы ведь не возра­жаете?

Огонек дал понять, что во всем и всецело со­гласен с ней, а Макс с неожиданной для него галантностью открыл перед ней калитку.

Глава пятая

В карманах — ни копья. Но "мерседес" он бро­сил на окраине Москвы без сожаления. Ехал зай­цем на троллейбусах через весь город. Ох, тащи­лись! Кажется, выскочил бы и бегом побежал... Господи, что он с ним сделает! Убить, подлеца, мало...

Оказалось — дома!

Напряжение спало, и вдруг навалилась такая слабость, что Никитин не мог сдвинуться с мес­та. Стоял в прихожей неподвижно и молча смот­рел.

Молодцов попятился.

—       Если хоть пальцем меня тронешь... Никитин прошел в гостиную — упасть в крес­ло, закурить...

И — остолбенел. В его кресле сидел мужчина и листал газету.

—  Здравствуйте, Валентин Геннадьевич! — бро­сил он, мельком взглядывая на Никитина. Дочи­тал заголовок, быстро перелистал и, наконец, от­ложил газету. Все одной рукой. Потому что в дру­гой у него оказался пистолет. С глушителем. —